Конгениальность 1. Переводная лирика

АрмИнфо.В своей недавней статье Президент Касым-Жомарт Токаев назвал Абая духовным реформатором нации. А достиг поэт такого звания и с помощью своих изумительных переводов из Пушкина, Лермонтова, Мицкевича, Байрона, Гете, Бунина, Крылова, Полонского.

Такен Алимкулов в своей известной книге «Жұмбақжан» («Загадочная душа») коротко останавливается на том, как Абай пришел к «Евгению Онегину»: «Абаю был нужен эпохальный, летописный, многопластовый образец. В этом плане он выбрал роман «Евгений Онегин», который по праву признавали как «энциклопедию русской жизни». Образы, названные в русской литературной науке «лишними людьми», пришлись по душе Абаю».

Если Николай Добролюбов считал, что главная заслуга Пушкина перед человечеством состоит «в раскрытии русской души» всему миру, то эта заслуга поэта в первую очередь проявляется в «Евгении Онегине». Известно, что поэт писал это произведение почти 8 лет. На протяжении всего этого времени мысли читающей публики России тесно перекликались с духовным миром поэта, она чувствовала себя сопричастной к судьбам персонажей романа. В широко развернутой панораме произведения читатели чувствовали поэтику повседневно протекающей, обыденной жизни, в характерах героев узнавали себя, своих знакомых, соседей, по-новому воспринимали окружающую природу, столицу, деревню, восхищаясь наблюдательностью, эмоциональностью, чувственнос­тью, мастерством поэта. По мере опубликования в журналах каждого раздела романа все сильнее укреплялась слава Пушкина как первого русского поэта, уже при жизни современники признали его подлинным классиком, бесспорным гением.

Казахский читатель эпохи Абая, естественно, не был в состоянии всецело воспринимать подобное творение в таком же виде и объе­ме. Причем дело заключается не в «отсутствии соответствующей подготовки читателя», как мы привыкли писать раньше, а в том, что тогда совершенно другой была литературная традиция. Потому-то и стремился Абай сделать из пушкинского произведения «эпистолярный роман» (Мухтар Ауэзов), он четко и тонко чувствовал, насколько романтический характер в степной дейст­вительности носит любовная переписка молодого человека и девушки.

Естественно, не только страна казахов, по которой проходил Великий шелковый путь, но и любая нация и любой народ, независимо от места своего расположения, не может оставаться вне истории человечества, не пользоваться благами духовного богатства, созданного другими. Немало такого влияния испытывал и наш народ. Все же, если учесть, что взаимодейст­вие и взаимовлияние между цивилизациями, между народами осуществляются в первую очередь посредством перевода, то яркое раскрытие переводческого таланта великого поэта, бесспорно, связано с романом «Евгений Онегин» Пушкина, то 1887 год мы должны оценивать в целом как переломный момент в истории национальной культуры, и в этом не должно быть сомнения.

Обращает внимание точное определение Абаем значимости «Евгения Онегина». Не говоря о других моментах, уже в признании Татьяны первой в любви, в ее решении самой написать письмо молодому человеку Абай трезво усмотрел невиданную смелость, огромное новшество для казахского общества, понял, что это совсем не чуждо природе и казахской женщины, которая была способна и род возглавить, и в боевой поход воинов повести, которая не знала, что такое паранджа. Абай и тут выступает как модернизатор.

Казахские читатели и слушатели того времени с помощью переводов Абая знали не просто отдельные отрывки «Евгения Онегина», а всю сюжетную канву романа. Благодаря этим чудным переводам до сердца народа были доведены новаторский дух пушкинского романа, основные мотивы, наиболее важные для казахского общества того исторического периода.

У Абая знаменитые строки из письма Татьяны переложены следующим образом:

Шыныңды айт, кімсің тербеткен,
Иембісің сақтаушы?
Әлде азғырып, әуре еткен,
Жаумысың теуіп таптаушы?
Шеш көңілімнің жұмбағын,
Әлде бәрі алданыс.
Жас жүрек жайып саусағын,
Талпынған шығар айға алыс.

Если когда-нибудь будет составляться антология мировой переводной поэзии, приведенные строки имеют полное право занять место в той книге.

Или возьмем последний ответ Татьяны Онегину:

Жар табылмас сен секілді,
Мен де сендей сорлы зар.
Қол-аяғым берік бекіді,
Енді ненің орны бар?
Жат есікті және қорып,
Жара салма сен маған.
Жұрт жамандар жатқа жорып,
Жалынамын мен саған.

Какие тонкие, умоляще-неж­ные слова вложены в уста девушки, особенно в последних двух строках! Невозможно более близко, более доходчиво донес­ти до казахского сердца именно это сиюминутное состояние женской души!

Или как глубоко и мощно, чисто в казахском духе звучат онегинские слова: «Құдайдан болғай деп емі, / Құдайыны мол бердім!» Видимо, не случайно народные акыны, по примеру Абая написавшие дастаны (а их целых пять!) по мотивам романа, с особой теп­лотой и нежностью называют Татьяну по-казахски – Тәтіш, Тәтішжан, Нұр Тәтіш. В свое время мы опубликовали статью на эту тему в «Казахстанской правде» и указали, что именно после данных переводов-переложений у казахов появилось нежное женское имя Тәтіш…

Восхищает умение Абая очень трезво учитывать природу казахского понятия, мировоззрения. Слова пушкинской Татьяны «Хоть редко, хоть в неделю раз / В деревне нашей видеть вас» он переводит так: «Шыдар ем күйіп мен жанып, / Айына бірер көрсем де» (смысловой обратный перевод: «Даже сгорая от нетерпения, я бы вынесла все, / Если хоть раз в месяц пришлось бы видеть вас»).

Почему не раз в неделю? Ведь не может быть сомнения в том, что «неделя» не «месяц» – Абай знал хорошо. Тем не менее он пишет так потому, что свое произведение адресует молодежи казахского аула. А степь – не деревня, в русской деревне люди, по крайней мере, один раз в неделю собираются вместе – молиться в церкви. В огромном же степном пространстве люди рады и тому, когда встречаются хотя бы раз в месяц. А парень с девушкой вообще видятся очень редко, опасаясь возникновения нежелательных слухов, кривотолков. Тут уместно упомянуть и то, что казахи при встрече в степи очень подробно расспрашивали друг друга о житье-бытье, о здоровье членов семьи и родственников, о сохранности скота и так далее, видимо, заранее зная, что следующая встреча предстоит не скоро… По крайней мере, до появления «сотки» было так!

«Абай стремится к тому, чтобы казахская женщина засверкала равными с мужчиной гранями. Поэтому он берет «Евгения Онегина» в основном для того, чтобы раскрыть лучшие внутренние чувства этой женщины, показать потаенные уголки ее светлой души», – говорит Мухтар Ауэзов, и в этих словах заложен глубокий смысл. Добиться того, чтобы «казахская женщина засверкала равными с мужчиной гранями», «показать потаенные уголки ее светлой души», для литературы того времени было задачей большой важности.

Жасынан көрсе оны ақылы сасқан,
Не сұрқия жандарың жұрттан
асқан.
Жеңуге, қор қылуға тағы да ұста,
Өзіне күндес шықса, жол таласқан.
Ажуаға, қорлауға тілі орамды,
Не түрлі тұзақ құрып көңлін
басқан.

После такой характеристики, конечно, становится понятным моральное давление Онегина на Ленского. Абай в целом охватил все противоречия, присущие природе Онегина. В доказательство этого достаточно привести его «Образ Онегина»: «Жасынан түсін билеп, сыр бермеген, / Дәмеленсе, күндесе білдірмеген», «Емінер, «әй» дегізер, дайын қылар, / Жүрегің қалай соқса, пайым қылар». В глубине этих строк лежат удивительное определение, данное Пушкиным Онегину («Москвич в Гарольдовом плаще»), и сомнение, выражаемое устами Татьяны («Уж не пародия ли он?»). То есть характеристика Абая сразу же бесспорно выявляет то, что трагедия Онегина естественным образом рождается из его природной натуры, будто поэт с самого начала ставит себе целью подготовить к этому читателя.

В книге Станислава Шаталова «Герои романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» есть глава «Роли Онегина». Примечательно, что перевод Абая «Кейде паң, кейде көнгіш орныменен, / Кейде елеу­сіз, кейде ынтық формыменен» не ограничивается только показом того, как Онегин в жизни играл разные роли, причем одну и ту же роль – в разных ситуациях по-разному, он предельно ярко раскрывает его окружение, то, как эта среда, общество, в котором он живет, побуждают его играть такие роли.

Охарактеризовать Онегина точнее Герцена невозможно – «умная ненужность». Вот почему Пушкин в конце романа, осуждая своего героя устами Татьяны, в то же время защищает его от суда «толпы». Вот почему Онегину опостылело общество и он не симпатизирует нежной Татьяне, которая с самого начала находилась в самой гуще этого общества.

Бірге туған мен ағаңнан,
Шын досыңмын, кем емес.
Соққы жедім сұм заманнан,
Бір жылы сөз ем емес.
Арман етпе, жас күнің көп,
Игілік көр, ерге бар!
Бұл заманның қашқыны деп,
Мен ғаріпті есіңе ал.
Менде паңдық, жат мінезден,
Дәнеңе жоқ, жарқыным.
Осы жазған барша сөзден,
Байқалынар бар шыным.
Басы қатты, сұм жүрегін
Тоқтата алмай кетті де.
Сорға біткен көкірегін
Сендіре алмай өтті де.

Мы можем с полным правом утверждать, что Абай нисколько не хуже автора оригинала сумел передать всю правдивость, убедительность письменного послания Татьяны молодому человеку о своей любви, решения Онегина удостоить ее весьма холодным ответом, погасив тем самым огонь страсти, бушевавший в сердце юной девушки.

Замечательное объяснение этому дает Темиргали Нуртазин: «В переводе «Евгения Онегина» Абай иногда выражает общее с Пушкиным мнение, иногда отдаляется от него. В эпоху Абая казахской действительности были чужды такие необычные явления, чтобы девушка первой признавалась в любви понравившемуся юноше и писала ему письмо, чтобы двадцатишестилетний Онегин мог отвергнуть эту любовь. Однако великий Абай, мечтавший о равенстве людей, о свободе выражения ими своих мнений, о новой жизни, нисколько не чурается этого неожиданного новшества, напротив, он с удовольствием и вдохновением берется за перевод произведения».

Да, действительно, весь воп­рос заключается именно «в равенстве людей», «в свободе выражения ими своих мнений», «в новой жизни». Говоря сегодняшним политизированным языком, проблема заключается в «дальнейшей демократизации казахского общества».

Ирина Сурат, касаясь переводческого искусства Пушкина, как-то вдохновенно писала: «Переводы и переложения из Шенье, Саути, Беньяна, Корнуолла, как правило, имеют личный импульс, вбирают в себя конкретные внешние обстоятельства и внутренние события пушкинской жизни – и остаются при этом переводами, то есть вживляют плоды одной национальной культуры в другую. В зрелой поэзии Пушкина нет границ между переводами и лирикой – недаром никому из его серьезных издателей не приходило в голову выносить переводы в специальный раздел, как это принято в собраниях других поэтов. Можно говорить об особом типе переводной лирики у Пушкина, когда чужое слово становится средством лиричес­кого самовыражения».

Сказанное с полным правом можно отнести и к Абаю. Через персонажи пушкинского романа Абай и сам раскрывал свое лирическое настроение. Он превратил перевод в лирику. Это – «Евгений Онегин» Абая.

Да, конечно же, Абай преподнес своему народу не просто отрывки «Евгения Онегина», он создал свой вариант этого произведения. Причем создание романа в виде писем связано не только с «неподготовленностью читателя». В эпоху Абая в казахском ауле давно стала традицией любовная переписка между юношами и девушками, причем эти письма, как правило, писались стихами, и все это носило своеобразный романтический характер. Абай верно нащупал запрос своего читателя (слушателя). Думается, переведи он пушкинский роман по классическому образцу перевода, полностью, сохраняя размер и рифмовку стиха, то вряд ли тогдашний степной народ воспринял бы его так близко, как эти отрывки. В них полностью раскрыты, всецело переданы самые необходимые, самые новаторские для казахов мотивы, свежий дух романа Пушкина.

В переводах «Евгения Онегина» Абай создал лучшие образцы соответствия слов, альтернативности образов, адекватности мелодии, ударений, рифмы, интонации, в чем можно убедиться хотя бы при сравнении следующих строк:

Но так и быть. Судьбу мою
Не болса да өзімді
Отныне я тебе вручаю
Тапсырдым сізге налынып
Перед тобою слезы лью
Толтырып жасқа көзімді
Твоей защиты умоляю
Есірке деймін жалынып.

Одно из самых трудных требований в поэтическом переводе – передать ударное рифмуемое слово в оригинале ударным рифмуемым словом в переводе. Валерий Брюсов называл это самым большим испытанием мастерства переводчика. Абаев­ский перевод и в этом плане приводит в восхищение: «судьбу мою» – «өзімді», «слезы лью» – «көзімді», «вручаю» – «налынып», «умоляю» – «жалынып»…

Обратим внимание на конкретность, соответствие, присущие Абаю: «Кто ты, мой ангел ли хранитель...» – «Шыныңды айт, кімсің тербеткен, Иембісің сақтаушы?» Передать понятие «ангел-хранитель» настолько четко и складно, конечно, может только тот, кто глубоко разбирается в природе церковнославянизмов. «Или коварный искуситель» – «Әлде азғырып әурееткен, Жаумысың теуіп таптаушы». «Мои сомнения разреши» – «Шеш көңілімнің жұмбағын», «Быть может, это все пустое» – «Әлде бәрі алданыс». Как бы ни называть эти строки – эквивалентом или эквиритмом, адекватностью или точностью, подстрочностью или даже дословностью – они всецело отвечают всем требованиям теории перевода.

Переводы Абая из Пушкина в истории казахской литературы занимают очень большое место, оцениваются как удивительное явление, с чем согласятся все. Об этом опять же замечательно сказал Такен Алимкулов: «Переводы Абая свидетельствуют о том, что он весьма глубоко понимал контекст и подтекст произведения и сумел передавать их максимально близкими к казахскому менталитету, четко и доходчиво. Абаевские переводы обогатили наш язык. Породили новые понятия, свежие сравнения и эпитеты, ранее не известные словосочетания и фразеологизмы. В нашей поэзии появились новые ритмы, новое звучание. Возникли новые образные виды мышления». Какое еще может быть могущество, сильнее могущества изменить мышление?!

К сожалению, еще мало конкретных, глубоких исследовательских трудов о влиянии переводов, соз­данных по роману Пушкина, на поэзию Абая, а через него – на всю казахскую поэзию. Когда речь идет о влиянии «Евгения Онегина» на казахскую литературу, мы в большинстве случаев упоминаем эти абаевские переводы, народные дастаны, созданные по мотивам романа, то, что произведение было четырежды (Ильяс Жансугуров, Куандык Шангытбаев – два варианта, Какимбек Салыков) полностью переведено. Все это правильно. Но наряду с этим следует сказать и о том, что влияние пушкинского произведения на повышение профессионального уровня нашей литературы осуществлялось не только через прямой перевод.

Так, в собственных абаевских строках «Қайғың болар шермен тең, / Қара көңілім жермен тең, / Сенсіз маған жат төсек, / Болар бейне көрмен тең», конечно же, явно чувствуется влияние Пушкина, а точнее – «Письма Татьяны». И стихотворение «Желсіз түнде жарық ай», написанное в год перевода «Евгения Онегина», является образцом изображения мгновений любовной страсти тонкими намеками, знаками – вспомните свидание Онегина и Татьяны в момент признания в любви.

Следующий интересный момент – влияние абаевских переводов «Евгения Онегина» на казахское стихосложение. Не говоря о других сторонах этого вопроса, следует отметить, что до 1887–1888 годов стихотворения Абая писались в основном традиционными казахскими размерами, а внедренные в нашу поэзию Абаем и ставшие родными перекрестные рифмы были впервые использованы им в «Письме Татьяны Онегину». Вполне возможно, что позднее, когда Абай ввел в стихи рифмы, охватывающие шесть строк (аабввб), рифмы «восьмистиший» (аабввбгг), это произошло под воздействием «онегинской строфы», так как через роман Пушкина поэт четко чувствовал и понимал, насколько внешняя форма влияет на содержание.

Завершая статью, нужно сказать и о том, что отрывки из романа Пушкина, по сути, являются первыми шагами Абая в переводе. До этого поэт пробовал свои силы, переводя из Лермонтова лишь три небольшие вещи («Дитя в люльке», «Бородино», «И скучно, и грустно»). Это уже потом, когда глубже вник в мир Лермонтова и через него дошел до Гете, добрался до Байрона, освоил басни Крылова, он сумел продемонстрировать лучшие примеры по-настоящему реалистического, адекватного перевода. Основоположник абае­ведения Мухтар Ауэзов так же объяснял те места вольного перевода поэтом Пушкина: «Если Абай, занявшись впервые переводом Пушкина, допускал такой стиль, то, перейдя к произведениям Лермонтова, он показывает уже совершенно другое качество. Тут в целом можно выразить это явление так – Абай трудится как подлинный мастер-переводчик».

О переводах Абая из Лермонтова – в следующей статье нашего цикла.