Известный российский аналитик Сергей Маркедонов в интервью АрмИнфо подводит “кавказские” итоги уходящего года. Рассуждает об основоопределяющих событиях и импульсах во внутренней и внешней политике трех признанных и трех непризнанных государств Южного Кавказа.
Сергей Мирославович, на фоне Сирии и главным образом Украины карабахский и грузино-российский конфликты перестали занимать даже одно из главных мест в противоречиях Запад-Россия. Можно ли в этом свете назвать сохранение статус-кво фактором, определяющим кавказскую геополитику в 2017-м?
Южный Кавказ действительно утратил статус центрального возмутителя в конфронтации Запада и России. И если вокруг Карабаха сохраняется статус-кво, определенный еще в 1994 году, то в конфликтах с участием Грузии сохраняется расклад сил, определенный в августе 2008 года. И активные попытки его расшатывания не предпринимаются как странами региона, так и внешними игроками. Однако, даже на этом фоне мне лично 2017-й запомнился как год достаточно интересных событий, безусловно заслуживающих пристального экспертного внимания. И здесь мне бы хотелось начать с непризнанных и частично признанных республик Южного Кавказа: Нагорного Карабаха, Абхазии и Южной Осетии. Подчеркну, что тезис о Кавказе как территории, переполненной конфликтами требует определенной нюансировки. На мой взгляд, все эти конфликты довольно сильно различаются, причем, как с точки зрения интенсивности вооруженного противостояния, так и политико-дипломатической конфигурации. Карабахский конфликт отнюдь не заморожен, как это принято считать, нарушения режима перемирия там регулярны, причем на фоне продолжения переговорного процесса. Меж тем как в Абхазии и в Южной Осетии военного противостояния нет. Тут следует отметить, что Россия и Запад в лице сопредседателей Минской группы ОБСЕ США и Франции фактически прекрасно сотрудничают на карабахском направлении, причем поверх имеющихся разногласий. И это в то время, когда по статусу Абхазии и Южной Осетии позиции сверхдержав расходятся диаметрально. Однако, несмотря на критику западных союзников Грузии России за "оккупацию" и "аннексию", усилий по изменению статус-кво от 2008-го года они не предпринимают.
Произвел ли какие-то изменения в мышлении европейцев относительно электоральных процессов в непризнанных странах постсоветского пространства каталонский референдум 2017-го?
В этом свете, следует отметить, что Запад сегодня в первую очередь волнует мультипликация крымского опыта. И электоральные процессы в частично признанных закавказских образованиях рассматриваются европейскими и американскими коллегами и политиками именно в этом свете. К примеру, победу на выборах в Южной Осетии Анатолия Бибилова многие рассматривали как шаг в направлении сценария "Крым-2". Однако этого не произошло, поскольку Москва не пытается приводить все имеющиеся ситуации на постсоветском пространстве к общему знаменателю. И данный подход сохранился и в 2017 году.
А что скажете относительно внутриполитических перипетий в Армении, Грузии и Азербайджане в году уходящем?
Понятно, что основным внутриполитическим событием в Армении в 2017-м стали апрельские парламентские выборы, ставшие не просто очередной кампанией в рамках электорального цикла. Формирование действующего Национального Собрания стало важным этапом конституционной реформы, которая завершится в 2018 году выборами премьер-министра, президента и спикера парламента. Важно, что президента, чьи полномочия будут значительно сокращены в пользу премьера, будет избирать парламент. И даже несмотря на победу правящей Республиканской партии Армении на выборах в 2017-м, завершение формирования новой конфигурации власти в Армении продолжает оставаться довольно нелегкой задачей. В Грузии также проводится конституционная реформа. Однако, имея большинство в парламенте, "Грузинская мечта" фактически монополизировала процесс доработки Основного закона, с первой минуты взяв реформу под контроль. В Азербайджане 2017-й запомнился появлением поста первого вице-президента в лице супруги Ильхама Алиева Мехрибан. На мой взгляд, учитывая ее политический и административный опыт на депутатском поприще, на ниве партийного строительства, фактически речь идет о формализации высокого общественно-политического статуса Алиевой. При этом, во всех трех странах региона главные события в виде намеченных на 2018-й год выборов впереди, а уходящий 2017-й стал лишь годом подготовки к ним политических элит.
Как, на Ваш взгляд, отразилось недавнее подписание Арменией с Евросоюзом Соглашения о расширенном и всеобъемлющем партнерстве на внешней политике страны, которую часто именуют “форпостом России в Закавказье”?
На мой взгляд, это является частью имеющего место в реальности внешнеполитического балансирования. "Армения перестает быть партнером России”, “Ереван уходит на Запад" – вот лишь некоторые из наиболее громких тезисов и спекуляций, щедро распространяемых, причем не только в информационном пространстве в преддверие подписания соглашения. Могу сказать, что в реальности речь шла и идет не об ассоциации Армении с ЕС и, конечно же, не о начале участия Еревана в проекте европейской интеграции. Подготовка Армении к подписанию соглашения проходила в консультациях с Евразийской экономической комиссией и, соответственно, быть нацелена на противопоставление России не могла. Конечно же, в вопросах торговли значение ЕС для Армении недооценивать не приходится, однако, при сохранении связей с важным для Еревана партнером, однозначно необходимо было учесть и интересы стратегического союзника. В конце-концов, и после ноября 2017-го Армения остается членом ОДКБ и ЕАЭС, однако, следует особо отметить, что 2017-й стал годом укрепления отношений Армении не только с ЕС, но и с Ираном.
Не заметили в 2017-м новых трендов в направлении политики неприсоединения Азербайджана, в частности, в свете слухов о евразийских перспективах Баку?
Нет. Могу сказать, что курс Баку на внешнеполитическое балансирование оставался неизменен и в 2017-м. Речь идет о продолжающихся попытках азербайджанского руководства укрепить отношения с Турцией с целью достижения выгодного для Азербайджана разрешения карабахского конфликта. На эти попытки Анкара, безусловно, отреагировала, свидетельством чего стали неоднократные заявления турецкого президента Реджепа Эрдогана о возможной активизации Турции в данном направлении. Наглядно проявился в уходящем году интерес Баку к сотрудничеству с Россией и Ираном. В первую очередь в направлении развития транспортной инфраструктуры и окончательного урегулирования статуса Каспийского моря. Несмотря на то, что к НАТО в 2017-м Азербайджан ближе не стал, отношения с Западом остались на вполне приемлемом уровне, который не подломили даже публикации европейских СМИ о бакинских схемах подкупа ряда западных политиков. Причина подобной лояльности к Баку и готовности к заморозке имеющихся противоречий на поверхности. Находясь в геополитическом соперничестве с Москвой и Тегераном, Вашингтон и Брюссель, прежде всего, видят в Баку энергетическую альтернативу.
Сразу скажу, что никаких особых сюрпризов прошедший год не принес и Грузии, ожидаемо продолжив ее евроатлантический дрейф правом безвизового въезда граждан страны на территорию Шенгенского пространства. Данный символический акт продемонстрировал новый этап в отношениях Грузии с Западом в целом. Визитом же в Тбилиси вице-президента Майкла Пенса США, несмотря на перестановки в Белом доме и Госдепе, продемонстрировали преемственность своего курса на укрепление отношении с Тбилиси. Тем не менее, как и Азербайджан к НАТО в 2017-м Грузия ближе не стала, а вопрос о ее членстве в практическую плоскость переведен так и не был. Весьма примечательно в этом свете выглядит ноябрьская ратификация парламентом Грузии Соглашения о свободной торговле с Китаем. Крайне интересно, что Тбилиси обратился к Пекину на фоне определенного спада в торговле с ЕС. Таким образом, приходится констатировать, что рекламируемая европеизация Грузии на практике оказалась не такой уж и успешной.