Движение “Сардарапат”
поддержало Раффи Ованнисяна на митингах в поствыборный период. Перечислите Ваши
ожидания от “Революции приветствия”?
На первом же митинге после так называемых президентских
выборов было зачитано наше обращение, где было сказано то, что мы продолжаем
утверждать и сейчас через 2 месяца после выборов. Мы не примкнули к Раффи
Ованнисяну. Мы примкнули к восстанию, апогей которого пришелся на 18 февраля,
то есть день выборов. В этом день мы в очередной раз, как и в 1996, 2003, 2008
годах увидели, что президентские выборы в Армении – отчетливый повод для
выражения гражданами несогласия с политическим, экономическим, идейным курсом
сменяющих друг друга последние 15 лет властей республики. В знак солидарности
мы, члены Движения “Сардарапат” и Предпарламента, вышли на площадь и были там,
пока там был очередной лидер народного движения в лице Раффи Ованнисяна. Для
нас сегодня очевидны точки невозврата, после которых мы не будем стоять рядом с
ним. Однако, это не значит что мы сейчас собираемся отказываться с ним
сотрудничать.
Назовете эти точки
невозврата?
Мы имеем дело с хорошо организованной системой, борьба с
которой изнутри невозможна. Любому математику хорошо известно, что проблемы
внутри системы можно решить лишь посредством другой системы. Мы предложили в
свое время Раффи Ованнисяну, и будем предлагать это обществу, системную борьбу.
И мы выработали соответствующую дорожную карту. Для того, чтобы представить,
что происходит в Армении нужно отвлечься от любых персоналий, понять нечто
более важное. Ситуацию в Армении нужно оценивать и анализировать в контексте
событий, происходящих на постсоветском пространстве в целом, в регионе Большого
Ближнего Востока, глобальных изменений в мире, как бы пафосно это не звучало.
Только при условии понимания места Армении в этих процессах, мы сможем понять,
что у нас, собственно, происходит.
Вы отметили, что
изложили Раффи Ованнисяну ваши предложения. Насколько мне известно, он принял
их, но потом, ни одно из них реализовано не было. Хотелось бы узнать вашу точку зрения, почему так
произошло?
Он действительно согласился с нашими предложениями, но при
этом их не принял. Я бы сказал, что это произошло в результате смены вех в
движении, которое он возглавляет. 9 апреля в сердцах я вслух охарактеризовал
происходящие события как политическое самоубийство. Спустя день-два я понял,
что мое определение оказалось не совсем точным. Раффи Ованнисян предпринял не
политическое самоубийство, он пожертвовал собой ради вполне определенных целей,
ради своей партии. Если мы вспомним ситуацию в Армении последних месяцев, мы
согласимся, что еще в конце прошлого года партийная система в Армении в
результате отказа практически всех формально существующих партий от участия в
президентских выборах, рухнула.
Почему, на Ваш взгляд,
это произошло?
Потому что армянские партии по определению не соответствуют
своему предназначению, не представляют общество.
Можно отметить, что
после этого самоустранения роль внешних сил в Армении еще более увеличилась?
Я в этом глубоко убежден. Внешние силы не были
заинтересованы в том, чтобы в Армении не было партий. В этом были
заинтересованы все три президента Армении, начиная с 1995 года, когда Левон
Тер-Петросян, запретив “Дашнакцутюн”, начал создавать карманные партии, которые
тогда называли “кооперативными”. Впоследствии его дело продолжили два других
президента, разрушая политическое поле Армении. Все они имели дело с
несформировавшимся гражданским обществом. Первый президент видел опасность в
возвращении традиционных политических партий в Армению для собственной власти.
Второй и третий, пришедшие во власть из провинции, искали себе политическую
опору, создавая партии под себя. Именно так возникли РПА и “Процветающая
Армения”. На деле все эти партии были клубами экономических интересов,
сформированными вокруг того или иного олигарха. Когда же пришло время защищать
общество от режима, они оказались к этому полностью не готовы. После 1 марта
2008 года в Армении политических партий не осталось, оставались одни вывески.
Осенью же 2012 года рухнули и эти вывески.
Тем не менее, именно
после отказа АНК, АРФД и ППА от участия в выборах эту нишу заполнило “Наследие”.
И именно в результате отказа этих трех сил, Раффи Ованнисян получил тот процент
голосов, который он получил. И связь между этими двумя процессами видна даже
невооруженным взглядом. Кто, на Ваш взгляд, был в первую очередь заинтересован
в этих процессах?
Вы правы в главном. Однако, на мой взгляд, после того как
рухнули армянские партии вакуума не было и он был заполнен не “Наследием”, а
гражданским обществом. Именно в этот момент резко пошли вверх общественные
движения в Армении: защитники парка Маштоца, экологи, люди, борющиеся за
справедливость в армии, судах и т.д. То есть эту нишу стало быстро заполнять
политизирующееся гражданское общество. Именно этот процесс показался внешним
управленцам особенно опасным. Дело в том, что все, что происходит в Армении,
является очень важным прецедентом для постсоветских стран, стран Восточной
Европы, наконец, для всего мира. Очень мало кто в мире знает, что произошло
осенью прошлого года в Исландии. Люди просто отказались от внешнего управления,
политической и экономической модели, выстроенной в течение десятилетий.
Произошла мирная смена власти, однако, не по воле той или иной партии, а по
желанию гражданского общества. Этот прецедент был воспринят во всем мире как
очень опасный, чем и объясняется его тщательное замалчивание. Поэтому попытка
армянского общества взять на себя решение своих проблем была воспринята столь
нервно центрами власти за рубежом, ведущими Армению к неоколониализму. Именно
неоколониализмом сейчас пытаются заменить в Армении маузеристский режим. Грубо
говоря, “лфика” пытаются заменить Carrefour-ом. На днях известный своей откровенностью Левон
Тер-Петросян заявил, что новоиспеченная партия АНК пришла делать
буржуазно-демократическую революцию в Армении. Месяц назад я говорил
журналистам то же самое. И не потому, что нам это так нравится, а потому, что в
Армении, как и на всем постсоветском пространстве, происходит последний этап
распада военно-феодальной системы, унаследованной от СССР и ее неизбежный
переход на буржуазно-демократическую систему.
И какова во всем роль
Раффи Ованнисяна?
В том, что в течение 2 месяцев он возглавлял народное
движение в Армении. В результате люди, мониторящие ситуацию в Армении извне,
поняли, что это чревато непредвиденным, неконтролируемым исходом, наконец,
повторением неприятного для них исландского прецедента. И 9 апреля в день
инаугурации президента Раффи Ованнисяну помогли понять, что народное движение
принимает для существующей в Армении политической, социально-экономической
системы очень опасные формы. Контролировать это движение довольно сложно.
Гораздо легче контролировать партии. Именно поэтому в промежутке между двумя и
шестью часами 9 апреля Раффи Ованнисян прошел тот процесс эволюции, который
Левон Тер-Петросян проходил с 2008 по 2010 гг. В результате Ованнисян, перестав
быть лидером народного движения, опять стал лидером своей партии. И его
неадекватная речь в 18:00, все остальные странные поступки укладывались именно
в эту логику. 9 апреля могло стать главным днем его жизни. Он готовился к этому
дню в течение десятилетий. Он стал кандидатом в президенты, получил на выборах
большинство голосов, и вдруг в самый главный день произнес свою самую худшую,
бессвязную и непонятную речь. Я считаю, что это стало возможным в результате
полученного им предложения пожертвовать своей ролью в народном движении и
получить усиление своей роли в партии, от которого он не сумел отказаться. То
есть Ованнисян и его “Наследие” возвратились в ранее преднамерено выстроенную
систему и стали готовиться к участию в следующих выборах.
Собственно, это ему и
было предложено на Баграмяна 26, когда Ованнисян пошел туда впервые после
выборов…
Конечно. В сущности, сегодня Ованнисян на это предложение
уже согласился, с той лишь разницей, что озвучено оно было не Сержем Саргсяном,
который в свое время проделал такую комбинацию с Левоном Тер-Петросяном. В 2008
году Саргсян сумел убедить Запад в том, что он в состоянии лучше сделать то,
чего они ожидают от Тер-Петросяна. Именно поэтому последний в какой-то момент
стал критиковать Запад, даже проецировать себя, правда неудачно, прорусским
политиком.
А какова была и есть
роль России в этих процессах?
Россия, к сожалению для себя и многих из нас, находится в
ситуации продолжающегося сокращения своих полномочий, традиционных сфер
контроля и влияния. В Грузии это произошло очень резко. В Азербайджане очень
медленно, но неуклонно и Габалинская РЛС самый яркий тому пример. В Армении это
происходит медленнее всего. И здесь, конечно, надо отдать должное инстинкту
нашего народа, выбравшего правильное направление. Однако, впервые за последние
200 лет в Армении выросло поколение для которого российская ориентация отнюдь
не является однозначной. Посредством очень небольших финансовых вложений
западные посольства смогли в последние несколько лет создать ситуацию, когда
Россия потеряла свою безальтернативность в глазах армянского общества. По ряду
субъективных и объективных причин, к примеру, бездарной политики российского
МИД, Россия сегодня отступает по всему периметру от своих прежних позиций. И
сегодняшний резкий и быстрый отход России, последствия которого 100 лет назад
по итогам Первой мировой войны мы уже ощутили, для Армении катастрофичен и
отнюдь не выгоден. И я считаю, что именно народное движение как и в 1988 году
является для России помощью, а не помехой. Мне кажется, что недавняя попытка
окрасить Армению в оранжевые оттенки заранее была обречена на провал. Армения
будет последней страной, где произойдет “оранжевая” революция, нам это просто
несвойственно.
Подводя итог,
получается, что сегодня интересы Запада и Сержа Саргсяна совпадают?
Уже нет. Серж Саргсян выполнил максимум условий, на которые
он мог пойти. Саргсян внешне совершил эволюцию от однозначно “совкового”
политика к человеку, близкому к западным, буржуазно-демократическим ценностям.
Это его спасло, он сумел сманеврировать и взял на себя функцию, предназначавшуюся
Левону Тер-Петросяну. Именно потому, что Саргсян продолжал выполнять эту
функцию, ему удалось недавно ослабить Раффи Ованнисяна. Однако, настал предел и
дальше в силу совершенно иных причин выполнять он ее уже не может. Он не может
избавиться от полученного им военно-феодального наследия.
От Роберта Кочаряна?
Который в свою очередь получил его от Левона Тер-Петросяна.
И Раффи Ованнисян на этом фоне, конечно, был бы гораздо более респектабельной
фигурой. Армении действительно никак не избежать буржуазно-демократической фазы
развития. И эта фаза, конечно, привнесет некоторое улучшение уровня жизни,
большую законность, внятность, открытость. Однако очень важно, чего будет
больше в этой модели буржуазного или демократического? Наше движение настаивает
на национально-демократической составляющей. Потому что другая, уже готовая для
Армении модель, называясь буржуазной, на деле является неоколониалистической. В
этом смысле она просто станет продолжением прежней, неприемлемой для нас,
модели. Поэтому для Армении приемлемой может быть лишь модель Исландии и
Швейцарии, в которых посредством референдумов правят общества, используя свое
национальное богатство во благо своих стран. Только гражданское общество может
уберечь армянскую государственность от сползания в придаток
неоколониалистической, империалистической системы, что сегодня является главной
угрозой для Армении.
Не могу не спросить –
если Раффи Ованнисян выглядит в глазах Запада презентабельнее Сержа Саргсяна,
то что им мешает, используя народное движение, сменить власть в Армении?
По той же причине, по которой этого в 2009-2010 году не стал
делать Левон Тер-Петросян. Условия игры очень жесткие. В современном мире ни
один буржуазный лидер не должен приходить к власти по воле народа, общества. В
этом случае он всегда будет зависеть лишь от их воли. Соответственно, он должен
приходить к власти в результате закулисных интриг, договоренностей и согласия
определенных центров силы. Кстати, в Армении это видно очень хорошо и этого
даже никто не скрывает. И кажущийся многим нелепым визит Раффи Ованнисяна в
Москву отчасти объясняется именно этой логикой. После жесткого предложения с
одной стороны, единственное, что он мог сделать, это сослаться на другой центр
силы. Однако в ответ ему просто сказали “попробуй, поезжай, там уже обо всем
договорились”. Что он и сделал.