20 лет переговорного
процесса по Нагорному Карабаху продемонстрировали неэффективность
максималистских позиций сторон конфликта. Каким себе представляете возможное
урегулирование Вы? С чего можно его начать, чтобы не натолкнуться на полное
неприятие оппонентов?
Максималистская, а точнее несовместимая позиция сторон,
главным образом связана со статусом Нагорного Карабаха. Если есть желание у
сторон добиться прогресса в урегулировании, то акцент следует перенести на
такие значимые для обеих сторон вопросы, как: освобождение оккупированных
территорий с одновременной гарантией не возобновления военных действий; обеспечение
равной безопасность посредством демилитаризации, использования разъединительных
сил и международных наблюдателей; возвращение вынужденно перемещенных лиц и
открытие коммуникаций, а также установление дипломатических отношений и
торгово-экономических отношений. Вместо того, чтобы упереться в несовместимую
на сегодня позицию по вопросу статуса и механизма его определения в будущем,
сторонам следовало бы начать обсуждение переходного статуса для Нагорного
Карабаха. Это может не только дать определенные гарантии для Нагорного
Карабаха, но и вовлечь его в процесс переговоров и делового взаимодействия с
Баку, зарубежными структурами. Согласование переходного статуса для Нагорного
Карабаха, на мой взгляд, является ключевым, позволяющим вывести переговоры из
тупика. Даже без конституционного
закрепления, включенные в мирное соглашение обязательства сторон по переходному
статусу Нагорного Карабаха существенны, так как будут носить международный
характер. Все что я перечислил выше, имеется в обсуждаемых Мадридских
принципах. При наличии воли у сторон конфликта и консолидированной позиции
стран-посредников в лице Минской группы ОБСЕ прорыв на переговорах может быть
достигнут. От бесконечного муссирования принципов урегулирования необходимо
перейти к работе непосредственно над текстом мирного договора. Ведь
реализовываться будут не общие принципы, а достигнутое конкретное соглашение.
Как непосредственный участник переговоров в качестве советника президента
Азербайджана в начале 90 годов я отдаю себе отчет в том, как трудно даются
первые шаги в сторону мира, какая ответственность ложится на первых лиц,
рискнувших взять на себя бремя трудных и неоднозначно воспринимающихся в
обществах компромиссов. Но открывшимся для мира окном возможностей нужно
постараться воспользоваться.
Во времена Гейдара
Алиева немалую роль в переговорном процессе играла народная дипломатия. В
частности, очень часты были взаимные визиты журналистов в Баку и Ереван. В
последние годы подобных контактов не только нет, но и с подачи определенных
кругов в Баку всплыла информация о проекте закона, предусматривающего уголовную
ответственность за общение с армянами. В чем, на Ваш взгляд, заключаются
причины подобного нежелания налаживать контакты?
Будучи депутатом парламента, я ответственно заявляю, что нет
ни закона, запрещающего контакты азербайджанцев с армянами, ни даже
законодательной инициативы. Разного рода популистские и конфронтационные
заявления делаются как азербайджанцами, так и армянами даже в стенах
парламента. Не следует придавать им большого значения.
Что же касается народной дипломатии, то контакты по этой
линии, хотя и сократились, но продолжаются. Так в последние годы в моей памяти
отложилось участие в международных конференциях в Баку таких известных в
Армении лиц, как Жирайр Либаридян, Степан Григорян и др. В свою очередь часто
бывают на мероприятиях в Армении азербайджанский аналитик Ариф Юнус,
политический обозреватель газеты «Зеркало» Рауф Миркадыров, правозащитники,
молодежные лидеры. Регулярные встречи проводятся на третьих площадках в Грузии
и в Европе в рамках так называемого «Гражданского Минского процесса». Кстати,
Баку неоднократно и настойчиво предлагал диалог между армянской и
азербайджанской общинами Нагорного Карабаха, но эта инициатива замалчивается и
игнорируется. Не принижая значение и важность инструментов народной дипломатии,
следует понимать ограниченность ее возможностей. Никакая народная дипломатия не
может подменить собой официальные переговоры. Мне приходилось участвовать в
обоих этих форматах и поэтому я говорю это со знанием ситуации изнутри.
Народная дипломатия наводит мосты, подготавливает какие-то шаги навстречу друг
другу, а в будущем может помочь в закреплении достигнутых позитивных
результатов. Одним словом, роль народной дипломатии вспомогательная. Уверен,
что интенсивность народной дипломатии и позитивное отношение к ней армянских и
азербайджанских властей существенно возрастет, в случае прогресса на
переговорах и вероятности выхода на взаимоприемлемые соглашения.
В Армении и
Азербайджане завершились избирательные циклы, и после почти двухлетнего
перерыва в Вене состоялась встреча президентов. Внушает ли она, в этом
контексте, хоть какой-то оптимизм?
Сам факт возобновления после длительного перерыва диалога на
уровне президентов, позитивен. Ведь очевидно, что судьбоносные решения в этом
вопросе могут принять лишь лица, облаченные полномочиями высшей власти. Если
оглядываться на прошлый опыт подобных
встреч, то поначалу все они внушали оптимизм, но, к сожалению, завершались
ничем. Стороны конфликта уже подходили к решающему рубежу, когда оставалось
сделать маленький шажок, но его делали не навстречу друг к другу, а назад.
Однако это еще не дает основание заранее считать бесперспективным начавшийся
переговорный раунд. Негативный опыт тоже полезен, когда из него делают нужные
выводы. В конце концов, когда-то ведь должен осуществиться прорыв на
переговорах, так почему бы этому не случиться сейчас? Поэтому я остаюсь
осторожным оптимистом и считаю нужным продолжать армяно-азербайджанский диалог.
Для здравомыслящих людей у нас, да и у вас, очевидно, что лучше 10 лет вести
переговоры, чем один год воевать.
Назовите главную, на
Ваш взгляд, проблему, порожденную состоянием неурегулированного Карабахского
конфликта?
Назвать одну проблему главной, затруднительно. Политически –
это отсутствие стабильности и риски новой войны на Южном Кавказе. Экономически
– это закрытые границы, отвлечение и без того ограниченных финансовых и
материальных ресурсов на военные цели, а также неспособность нашего региона
стать целостным экономическим организмом. Однако самая главная проблема, а
точнее трагедия – это более миллиона беженцев и вынужденно перемещенных лиц.
Именно они являются главными жертвами неурегулированного конфликта, не имея
возможности вернуться к своим очагам, привести в порядок и поклониться могилам
предков. Полагаю, что гуманитарная составляющая конфликта должна быть выведена
на первый план.
В одном из своих
последних интервью Вы отметили, что Россия в последнее время не прикладывает
усилий для разрешения Карабахского конфликта. Взамен наблюдается усиление в
этом направлении США. Чем, на Ваш взгляд, это обоснованно?
За двадцать лет мирного посредничества неоднократно та или
иная из стран-сопредседателей Минской Группы брала на себя основную роль
модератора встреч президентов и продвижения вперед процесса мирного
урегулирования. Так, именно США принадлежала инициатива урегулирования
посредством территориального обмена накануне Стамбульского саммита ОБСЕ и в Ки
Уэсте. Несколько встреч президентов в свое время провел президент Франции Жак
Ширак, на которых были выработаны так называемые Парижские принципы. Длительный
период организатора встреч лидеров конфликтующих сторон и модерирование
процесса карабахского урегулирования осуществлял российский президент Дмитрий
Медведев. К сожалению, его усилия не увенчались успехом. В этих условиях
президент РФ Владимир Путин, по видимому, решил взять паузу с тем, чтобы
стороны «созрели» для новых инициатив. Не исключаю, что когда на переговорах обозначиться
возможности для соглашения, российский лидер может предложить свои услуги в
качестве модератора и гаранта с тем, чтобы заработать для своей страны
дополнительные геополитические дивиденды.
В связи с
наблюдающимся в последнее время определенным усилением России, некоторые
российские эксперты заговорили о необходимости создания в регионе т.н.
“внеблоковой системы безопасности” с участием стран ЮК, России, Ирана и Турции.
Прокомментируйте возможные цели и перспективы создания подобной системы.
Честно говоря, я не знаком с подобными предложениями. Во
всяком случае, если они кем-либо и озвучивались, но резонанса не имели.
Предположительно это может быть новая версия неоднократно предлагавшегося ранее
«Пакта стабильности и безопасности на Южном Кавказе», подобно тому, который был
заключен на Балканах. Однако лучше уточнить данную идею у ее авторов.
Ожидаете ли Вы
активизации Ирана в направлении Южного Кавказа после женевских соглашений с
“шестеркой”. Или же Женева не привнесла принципиальных изменений в позиции
Ирана в регионе?
Строго говоря, я не вижу особой роли для Ирана в контексте
переговоров по карабахскому урегулированию. Иран граничит с зоной конфликта.
Тегеран необходимо информировать о ходе переговоров. Важно обеспечить
благожелательную поддержку мирных усилий. Однако ни сейчас, ни в будущем я не
вижу Иран в качестве посредника непосредственно в переговорах. Есть основной
переговорный формат – это Минская группа, в которую Иран, не будучи членом
ОБСЕ, не может войти. Самостоятельная посредническая миссия Ирану не по силам.
Мы наблюдали это в прошлом, когда в первых числах мая 1992 года президентом
Левоном Тер-Петросяном и исполнявшим обязанности президента Азербайджана Ягубом
Мамедовым было подписано так называемое Тегеранское соглашение по мирному
урегулированию. Оно было нарушено буквально на следующий день, взятием армянскими
силами Шуши. Насколько я могу судить по армянским СМИ, официальный Ереван также
не видит самостоятельной роли для Ирана в процессе карабахского урегулирования,
хотя на словах обе конфликтующие стороны позитивно оценивают сигналы,
поступающие из Тегерана.